И плакали, и смеялись: трагикомедийные похороны.
Несмотря на то, что Александр Ефремович Яблочкин (приходящийся другом Георгию Данелия) был невысок, лыс и пожилым, он пользовался популярностью среди женщин за счет своего веселого характера. Он был – еще тот сердцеед до встречи со своей голубоглазой Лорой. Он просто обожал ее, в рассказах о ней он менялся на глазах. Лора тоже восхищалась своим Сашенькой, семья у них была хорошая и дружная. Сашка с Лорой были гостеприимными людьми, любили веселье, любили шумные компании. Потому у них частенько собирался народ в их крохотной комнатке, так называемой гостиной, из которой Сашка сделал две комнаты. До сих пор не понимаю, как мы там все помещались. Помнится мне только, что каждый раз эти встречи были веселыми и теплыми.
Сашка помер внезапно, просто шел и упал. Не дожил год до шестидесятилетия.
Хоронить повезли Яблочкина на Востряковское кладбище. Сашка был всеобщим любимчиком, потому прощаться съехалось куча людей. Режиссеры, друзья Яблочкина, даже оркестр организовали.
Вокруг гроба собралась вся родня и самые близкие. И раввин. „Мосфильму“ это не нравилось, но родня настояла.
Раввин был маленьким, очень стареньким дедулей лет так под сто. На нем была черная шляпа и легкое потрепанное черное пальто
Было очень холодно тогда, даже снег срывался. Дедуля был синим от холода. Тогда я предложил ему укутаться шарфом, но он мне объяснил, что у них так не заведено.
Заиграл оркестр. Я сказал Раввину, чтобы зачитал молитву.
Тот зачитал на еврейском, а, когда перешел на русский язык, то пропел:
— И сестра Галина, и сын его Миша, и дочь Лора… (просто Сашка Яблочкин был намного старше своей Лорки)
— Отец! Ты че? Вообще что ли? Какая дочка?— начал прерывать раввина Иванков.
Дали сигнал оркестру пока не играть.
Иванков попросил сестру Сашки объяснить дедуле, кто есть кто.
Галя, вроде бы, объяснила, но второй раз заупокойная молитва звучала так:
— Сестра — Галина, племянник — Миша. И не дочь! — через очки он самодовольно взглянул на Иванкова. — А супруга племянника Миши — гражданка Лора Яблочкина!
Иванков был на взводе. Поскользнулся и улетел в могильную яму. Когда он падал, взмахивал руками так.
И тут зазвучал оркестр.
Никто не смог удержать смех. Сашка, тысяча извинений, но я тоже не мог не заржать!
Ты ведь, Саш, всем рассказывал, что твоим любимым жанром всегда являлась трагикомедия. Вот в таком жанре мы тебя и похоронили.
Когда я буду помирать, хочу тоже вот так просто упасть, не болеть, не мучить ни себя, ни других.
В тот день, когда меня будут хоронить, пусть похороны будут такими же трагикомедийными. Пусть все будут и плакать, и смеяться.